Время основания и местоположение Зелейного завода доподлинно не известны. На это обратил внимание еще К. И. Каменев в своем «Историческом описании Охтенского порохового завода», которое увидело свет в конце XIX века. (Первая глава первой части данного труда посвящена учреждению казенных пороховых заводов в Санкт-Петербургской губернии.) В энциклопедии «Санкт-Петербург», изданной в 2004-м, сказано, что Зелейный завод был заложен в 1710 году в северо-западной части Берёзового (ныне – Петроградского) острова, в конце просеки, которая проходила от кронверка крепости, теперь именуемой Петропавловской, к берегу Малой Невки, близ современного Большого Крестовского моста. При этом специалисты по топонимике придерживаются иной точки зрения. В книге «Петербург в названиях улиц» А. Г. Владимировича и А. Д. Ерофеева, выпущенной в 2009 году, и в Большой топонимической энциклопедии Санкт-Петербурга 2013 года издания говорится, что Зелейный завод располагался в западной части Аптекарского острова, а на нынешнем Петроградском острове находилась Зелейная слобода, в которой жили рабочие этого завода. Так или иначе, но предприятие размещалось близ устья Карповки. Оно занимало обширную территорию, которая была обнесена палисадом (по другим данным, окружена рвом и валом).
Если верить всё той же энциклопедии «Санкт-Петербург», Зелейный завод начал работу в 1714 году. Первоначально там переделывали некондиционный порох, привозимый из Адмиралтейства и других мест, поскольку для производства своего пороха банально недоставало серы. Так, во всяком случае, объясняет столь узкий тогдашний профиль предприятия К. И. Каменев. Вскоре на заводе было налажено полноценное производство.
К концу XVIII века Санкт-Петербургский пороховой завод перестал себя оправдывать. Он представлял опасность для населения растущей столицы, да и пороха на нем производили всё меньше, главным образом для «потешных огней», то есть фейерверков. В 1801 году Зелейный завод был ликвидирован. Часть его оборудования и кадрового состава перевели на Охтинский пороховой завод.
О том, что на нынешней Петроградской стороне некогда существовали Зелейный завод и слобода при нем, напоминают Большая Зеленина, Малая Зеленина и Глухая Зеленина улицы, в названиях которых притаилось трансформировавшееся слово «зелье». В прошлом эти улицы тоже были Зелейными.
Ильинская церковь находилась не там, где теперь, а ближе к Охте, примерно на месте прямоугольной клумбы. Если верить рисунку в книге Андрея Ивановича Богданова и Василия Григорьевича Рубана о Санкт-Петербурге (1779 года издания), у церкви были две маковки со шпилями – над основным объемом и в западной части, как, впрочем, и у большинства храмов петровских времен.
Это произвело столь сильное впечатление на Елизавету Петровну, что позднее, уже будучи императрицей, она повелела с 1744-го проводить такой крестный ход ежегодно, дабы не потерять поддержку ветхозаветного святого.
Есть сведения, что эта традиция сохранялась до конца 1760-х годов, когда было завершено строительство церкви Владимирской Иконы Божией Матери, один из приделов которой освятили во имя святого пророка Илии. (Ныне этот храм известен как Владимирский собор.) Якобы с тех пор крестные ходы из центра города к Ильинской церкви на Пороховых больше не совершались. Однако в романе И. А. Гончарова «Обломов», действие которого происходит в XIX веке, походы на Пороховые заводы в Ильинскую пятницу упоминаются несколько раз. Упоминание о крестном ходе на Пороховых в Ильинскую пятницу можно найти и в повести А. М. Ремизова «Крестовые сестры», действие которой происходит в начале XX века.
В начале XVIII века земли на левом берегу Охты, в междуречье Малиновки и Жерновки (эти притоки Охты засыпали в конце 1970-х), были известны как Бутурлина дача. По имеющимся данным, они принадлежали Ивану Ивановичу Бутурлину, сподвижнику Петра I.
Позднее, при камергере Алексее Григорьевиче Жеребцове, имение стало называться Жерновкой. Это название было дано по протекавшей рядом реке.
Гавриловкой имение нарекли в конце XVIII века, когда его фактическим владельцем стал Гавриил Герасимович Донауров, с 1798 года носивший чин действительного статского советника.
Название «Екатерининское» напоминает о том времени, когда хозяйкой имения была Екатерина Александровна Сухозанет, урожденная княжна Белосельская-Белозерская.
В 1860-е владельцами имения стали супруги Безобразовы – Анна Ивановна (в девичестве Сухозанет) и Николай Александрович, камергер. По фамилии этой четы имение назвали дачей Безобразовых.
Сейчас усадьбу со столь богатой историей чаще, пожалуй, именуют Жерновкой. При этом на картах Google, в отличие от карт Yandex, она значится как «Дача Безобразова».
Кстати, яблонь в этих местах было очень много. Отсюда названия двух деревень, которые были расположены по соседству с усадьбой: Большая Яблоновка и Малая Яблоновка. (В 1930-е годы к востоку от них был образован овощной и ягодный совхоз.) Этих деревень уже нет, однако их следы сохранились в местной топонимике. Через реку Оккервиль переброшены Яблоновский и Большой Яблоновский мосты, вдоль нее (по разным берегам) протянулись улицы Малая Яблоновка и Большая Яблоновка, разбит Яблоновский сад.
По другой, куда менее распространенной, версии, ворота стали именовать Александровскими значительно позднее, после перестройки завода при Александре II.
По другой, куда менее распространенной, версии, ворота стали именовать Александровскими значительно позднее, после перестройки завода при Александре II.
Всё началось со шлюпа «Камчатка», который совершил кругосветку под командованием Василия Михайловича Головнина в 1817–1819 годах. Шлюп «Восток» был флагманом первой русской антарктической кругосветной экспедиции 1819–1821 годов под руководством Фаддея Фаддеевича Беллин(г)сгаузена и Михаила Петровича Лазарева (последний командовал шлюпом «Мирный»). Есть основания полагать, что именно они открыли шестой континент – Антарктиду. На шлюпе «Сенявин» (компанию ему составил шлюп «Моллер», тоже построенный на Охтинской верфи; им командовал Михаил Николаевич Станюкович) в 1826–1829 годах кругосветный поход совершила экспедиция во главе с Фёдором Петровичем Литке. Считается, что это была одна из самых плодотворных русских кругосветок.
Эти и другие суда-кругосветчики с Охтинского мыса по праву вошли в историю не только отечественного флота, но и всего мирового мореплавания.
У нас нет сведений о том, что поэт посещал Жерновку. Зато доподлинно известно, что в 1828 году он часто приезжал в усадьбу Приютино к Олениным, поскольку был влюблен в их младшую дочь – Анну Алексеевну. Дорога в Приютино проходила через Пороховые. Не исключено, что по пути туда Александр Сергеевич мог заглянуть и в Жерновку к Крамерам.
С 1855-го по 1870 год усадьба, также известная как Кушелева дача, принадлежала графу Григорию Александровичу Кушелёву-Безбородко. Именно он принимал здесь Александра Дюма-отца, автора «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо». Писатель Дмитрий Васильевич Григорович, который также гостил в Полюстрове в конце 1850-х, запечатлел в своих «Литературных воспоминаниях» необычную атмосферу этой усадьбы: «Странный вид имел в то время этот дом, или, скорее, общество, которое в нем находилось. Оно придавало ему характер караван-сарая, или, скорее, большой гостиницы для приезжающих. Сюда по старой памяти являлись родственники и рядом с ними всякий сброд чужестранных и русских пришлецов, игроков, мелких журналистов, их жен, приятелей и т. д. Всё это размещалось по разным отделениям обширного, когда-то барского, дома, жило, ело, пило, играло в карты, предпринимало прогулки в экипажах графа, нимало не стесняясь хозяином, который, по бесконечной слабости характера и отчасти болезненности, ни во что не вмешивался, предоставляя каждому полную свободу делать что угодно. При виде какой-нибудь слишком уже неблаговидной выходки или скандала, – что случалось нередко, – он спешно уходил в дальние комнаты, нервно передергивался и не то раздраженно, не то посмеиваясь повторял: “Это, однако ж, черт знает что такое!” – после чего возвращался к гостям как ни в чем не бывало».
Вокруг усадьбы кипела курортная жизнь. Действовали павильоны с питьевой водой и минеральными ваннами, работали кофейня и ресторан. Для поправляющих здоровье и просто отдыхающих была организована обширная увеселительная программа – с музыкой, танцами, фейерверками и полетами воздушных шаров.
В 1868-м или 1870 году пожар уничтожил почти все здешние постройки. Восстанавливать курорт не стали. Огромное имение разделили на участки для продажи. Некоторые из них были куплены под строительство промышленных предприятий. Так начался новый – индустриальный – этап истории Полюстрова.
Новую жизнь оптимистичному, искрометному жанру дал театральный режиссер и педагог Исаак Романович Штокбант. В 1983 году вместе с выпускниками своего курса артистов эстрады в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии он создал нынешний музыкально-драматический театр «Буфф». В 1985 году молодой театральный коллектив нашел себе пристанище на Народной улице. С 2010 года театр располагается в специально построенном здании недалеко от пересечения проспекта Шаумяна и Заневского проспекта.
«У меня часто спрашивают, почему мой театр называется “Буффом”, чем “Буфф” отличается от других театров, – рассказывал Исаак Штокбант. – В принципе, ничем, если не считать его исключительной многожанровости. Высокая комедия соседствует здесь с острой сатирой, современный мюзикл – с кабаретным искусством. Мы играем, поем, танцуем и даже показываем фокусы. “Буфф” – авторский театр, у нас есть спектакли по пьесам, которые родились на сцене “Буффа” и которые вы не увидите ни в каком другом театре. Это наша “фишка”».
В 1864 году поморский старец Куликов, который несмотря ни на что желал быть погребенным на этом кладбище, подал соответствующее прошение. Спустя два месяца, в декабре того же года, он скончался. О просьбе доложили государю, и она была всемилостивейше удовлетворена. Дмитрий Александрович Куликов упокоился на Малоохтинском старообрядческом кладбище, которое в 1865-м вернули поморской общине.
Старообрядцам пришлось приложить массу усилий, чтобы добиться возобновления своего кладбища на Малой Охте. Они неоднократно ходатайствовали об этом, но решающую роль, по-видимому, сыграло коллективное прошение богатых купцов-поморцев. В 1865 году по личному разрешению Александра II кладбище вернули поморской общине. Трудно даже представить, какое значение имело для поморцев это событие. В своей книге «Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка» Лев Яковлевич Лурье приводит слова петербургского журналиста Николая Александровича Скроботова, который в 1881 году опубликовал в газете «Петербургский листок» несколько очерков, посвященных петербургским старообрядцам. Рассказывая о возрождении малоохтинской твердыни старообрядчества, Скроботов отметил, что «один из упомянутых попечителей при разрешении вновь хоронить покойников на поморском кладбище выхлопотал дозволение вырыть гроб отца своего из могилы и перенес его с федосеевского кладбища на поморское». Затем примеру этого попечителя последовали другие поморцы.
16 февраля 1875 года примерно в 12 с лишним километрах к югу от ОПЗ, на другом берегу Невы, при большом стечении народа состоялось торжественное открытие Еврейского кладбища. Оно было основано как отдельный участок Преображенского кладбища (ныне – кладбище памяти жертв 9 января), а впоследствии стало самостоятельным. Регулярные погребения на новооткрытом кладбище начались только через две недели. Дело в том, что по древней еврейской традиции человека не хоронят одного, если на этом месте еще никто не захоронен. Иудаизм запрещает обрекать душу умершего на одиночество в загробной жизни. Чтобы надлежащим образом «запустить» кладбище, нужно было предать земле сразу двоих, но такой случай не представлялся. Впрочем, долго ждать, как вы уже поняли, не пришлось.
28 февраля 1875 года на Охтинском пороховом заводе произошел взрыв, жертвами которого оказались евреи Берка Бурак и Мошка Фрисно. Они-то и были погребены в одной могиле, которая стала первой на Еврейском кладбище в Петербурге. Это двойное захоронение сохранилось до наших дней. Оно находится совсем недалеко от молитвенного дома (Дома омовения и отпевания). На скромной стеле из песчаника, выполненной в виде скрижалей, на двух языках высечено: «Берка Бурак. Мошка Фрисно. Лаборатористы Охтенского порохового завода 23 лет от роду. Погибли при взрыве лаборатории 28 февраля, 15 адара и погребены на кладбище 2-го марта 1875 года».
Удивительно, но взрыв, унесший жизни этих молодых людей, не упомянут в списке пороховых взрывов за период с 1816-го по 1890 год, который содержится в «Историческом описании Охтенского порохового завода» К. И. Каменева. (1875 год, навсегда связавший предприятие с Еврейским кладбищем, в данном списке вообще не фигурирует.) О причинах отсутствия сведений об этом трагическом происшествии нам остается только догадываться. О самих погибших пороходелах мы, к сожалению, тоже ничего не знаем.
Через Ржевский полигон, если верить вездесущим велосипедистам, проходит лишь одна дорога общего пользования. Она соединяет деревни Борисова Грива и Матокса, расположенные во Всеволожском районе Ленинградской области. Вдоль этой дороги, со стороны Петербурга, насыпан земляной вал высотой метров 10, чтобы низколетящие снаряды не попали в проезжающий транспорт.
Церковь, вмещавшая до 900 человек, находилась примерно на том месте, где сейчас возвышается здание ЦКБМ с остекленной башней. Внутреннее убранство храма было весьма впечатляющим: трехъярусный золоченый иконостас, образа старинного письма и кисти Виктора Михайловича Васнецова, полковые знамена на стенах. При церкви действовало православное братство, членами которого были новочеркасцы и благотворители. Братство помогало не только нуждающимся однополчанам, но и бедным жителям Большой и Малой Охты. В том числе благодаря этому Новочеркасский полк пользовался у охтян большим уважением.
В 1904–1905 годах Новочеркасский полк участвовал в Русско-японской войне. С тех пор в полковом храме поминали погибших на Дальнем Востоке. В 1914-м у церкви даже планировали установить им памятник, но этот замысел так и не был осуществлен.
В 1918 году храм закрыли. До наших дней он не сохранился.
В истории этого подворья много неясного. Насколько известно, часть земли под его строительство сестры купили, еще часть получили в подарок от охтинских крестьян и некоей Смирновой. По наиболее распространенной версии, 13 июля 1900 года на этой земле был заложен одноэтажный деревянный дом для монахинь и послушниц, а через четыре месяца открылось подворье. (В краеведческой литературе есть упоминание о том, что сестры приобрели деревянное здание на Пороховском шоссе, в котором потом была устроена церковь.) У дома возвели временную деревянную часовню, которую затем перестроили по проекту гражданского инженера Павла Филадельфовича Вахрушева в двухэтажную церковь с главкой над звонницей. Церковь обшили тесом, и в мае 1902 года отец Иоанн Кронштадтский освятил ее во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы.
По Введенской церкви была названа небольшая улица, отходившая рядом с подворьем от Пороховского шоссе (ныне – шоссе Революции).
13 марта 1919 года монастырское подворье было преобразовано в приход. Летом 1932-го церковь закрыли. Бывшее подворье, какое-то время использовавшееся как общежитие, до наших дней не сохранилось.
– Кто на Охте не живал,
Тот горя не знает,
А мы жили-поживали,
Все горе узнали.
– Ай, фабричные девчонки,
Почему вы бледны?
– Оттого мы худы, бледны,
Что живем мы бедно.
Поутру рано встаем,
Поздно спать ложимся.
У нас машинушки худые,
Шпинделя кривые.
Подмастерья молодые
Ни черта не знают,
Только знают-понимают –
К мастеру подводят.
Мастера-то англичане
Всё штрафы становят.
Куда интереснее история с павлином, тем более что в экстерьере здания эта гордая птица не присутствует. В городском фольклоре бытуют две версии, в которых психологические, орнитологические и декоративные мотивы тесно переплетены между собой.
Версия первая. Поговаривают, что купец Иванов был высокомерен и питал особую страсть к роскоши, за что и получил прозвище «Павлин». Острые на язык петербуржцы увековечили это прозвище в названии дома, уподобив его птичьей клетке.
Версия вторая. На втором этаже особняка установлен камин с яркой керамической отделкой (преимущественно в зеленых тонах), украшенный фигурой павлина. Молва об этом камине разнеслась по Петербургу, и павлин стал символом купеческого дома.
Весьма любопытно, знал ли «Павливанович» о своем павлиньем прозвище и намеренно (для этого нужно было обладать чувством юмора и самоиронией) или случайно «поселил» в особняке второго – каминного – павлина. На эти вопросы, как и на вопрос о том, какой именно павлин попал в народное название, однозначно ответить, увы, уже невозможно.
Возможно, что такое внимательное отношение к простому народу и его тяготам было связано с тем, что основатель рода купцов Елисеевых происходил из крестьян и нажил свои капиталы тяжелым трудом и старанием, обеспечив не только своих детей, но и облагодетельствовав тем самым многих охтян и жителей других петербургских районов.
Пароход принадлежал купцу Шитову, чьи ветхие посудины славились своей ненадежностью и зачастую обслуживались неквалифицированными, случайными людьми. Работа шитовского пароходства вызывала массу нареканий у горожан, поэтому в случившемся народная молва обвинила именно судовладельца. Шитова, как пишут в своей книге «Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов. Записки очевидцев» Д. А. Засосов и В. И. Пызин, «присудили к тюремному заключению сроком на один год и обязали выплатить пособия семьям погибших».
Апрельская трагедия бурно обсуждалась в прессе и ускорила начало строительства моста, в котором так нуждались обитатели обоих берегов Невы. Мост Императора Петра Великого был открыт в 1911 году.
Бронзовый Пётр смотрит на Охтинский мыс, на котором в XVII веке располагалась шведская крепость Ниеншанц. Русские войска овладели ей 1 мая 1703 года. Земли близ устья Охты показались Петру подходящими для водворения корабелов. В начале 1720-х сюда из северных губерний переселили вольных плотников, которым предстояло работать на казенных верфях. В основном это были уроженцы нынешних Архангельской, Вологодской, Костромской и Ярославской областей. Большую часть из них разместили в специально срубленных избах на правом берегу Охты, меньшую – на левом. Отсюда и произошли названия поселений – Большая и Малая Охта. А Пётр Алексеевич до сих пор почитается охтянами как отец-основатель их переведенских слобод.
После октября 1917 года квартиры в доходном доме стали коммунальными, а судьба «Дома с павлином», по имеющимся данным, много лет была связана с детьми и системой образования. Во время Великой Отечественной войны там последовательно располагались стационар для детей-дистрофиков и школа. Позднее – другая школа, а после создания современного Красногвардейского района (13 апреля 1973 года он был выделен из Калининского) – районный отдел народного образования. Сейчас в «Павливановке» «квартирует» Централизованная бухгалтерия Администрации Красногвардейского района Санкт-Петербурга.
В связи со строительством моста Александра Невского (оно велось в 1960–1965 годах) эту прибрежную территорию существенно перепланировали. Старые амбары, склады и некоторые жилые здания были снесены. В результате сильно изменился облик площади Александра Невского и ее окрестностей (впоследствии здесь появились новые объекты: 3 ноября 1967-го открылась станция метро, в 1970-е годы ее наземный павильон был встроен в здание гостиницы «Москва», а на Синопской набережной вступила в строй автоматическая междугородная телефонная станция), освободился от амбарного «заслона» со стороны Невы архитектурный ансамбль лавры. До наших дней сохранилось только пять амбаров на северном берегу Обводного канала, которые обращены к нему своими торцами. Построенные для лавры в 1840-е годы, они признаны памятником регионального значения.
О хлебном прошлом этого уголка нашего города также напоминает Амбарная улица, которая проходит от площади Александра Невского до Херсонской улицы. Исчезнувший почти на полвека топоним (26 января 1970-го улицу включили в состав Синопской набережной) был возвращен из небытия постановлением Правительства Санкт-Петербурга от 31 января 2017 года.
Набережная, ныне известная как Синопская, некогда была важным центром хлебной торговли. Здесь располагалась знаменитая Калашниковская пристань, куда привозили зерно и муку из разных регионов России. Она была названа по фамилии купцов-хлеботорговцев Калашниковых. В 1871 году название этой пристани перешло на проспект, который в 1918-м стал проспектом Бакунина. Кстати, вышеупомянутая набережная в 1887–1952 годах тоже именовалась Калашниковской: ее нарекли по Калашниковскому пиво- и медоваренному заводу. Добавим, что неподалеку находилась Калашниковская хлебная биржа, которая была открыта в 1895 году.
Если жизнь не надоела,
Не люби пороходела.
Если хочешь быть в живых,
Уходи с Пороховых!
К счастью, характер этого района постепенно меняется к лучшему. В том числе – благодаря библиотеке.
Высота поясной фигуры составляет 1,4 метра, постамента – 1,9 метра.
Инициатором установки памятника был известный гигиенист, профессор Григорий Витальевич Хлопин. Бюст был отлит мастером Карлом Ивановичем Миглин(н)иком еще в 1916-м, в год смерти Мечникова.
Помимо монумента на территории больницы, которая носила имя Ильи Ильича Мечникова больше семи десятилетий, нобелевскому лауреату 1908 года установлены памятники в Харькове, Днепре, Краматорске (все – Украина), Париже (Франция).
До начала блокады положение дел в больнице было относительно нормальным: имелись запасы лекарств, перевязочных материалов, функционировали водопровод, канализация, система электроснабжения.
В сентябре 1941-го начались регулярные авианалеты на Ленинград. Зимой 1941–1942 годов из-за нехватки электроэнергии остановилось движение городского электротранспорта. Добираться до больницы пешком персоналу было всё сложнее. (Есть данные, что трамваи перестали ходить до больницы в ноябре 1941 года.) В связи с этим медики стали жить в кабинетах и ординаторских.
Первая блокадная зима оказалась для больницы крайне тяжелым периодом. Начались перебои с электроснабжением, вышли из строя водопровод, канализация, центральное отопление. Перестали работать рентгеновские кабинеты, лаборатории, прачечная. Из-за прекращения подачи воды в аптеке не могли готовить водные растворы, поэтому лекарства отпускались в порошках. В палатах установили самодельные печки-времянки (буржуйки), пищу готовили на дровяных плитах. Топливо сотрудники больницы заготавливали сами. На проспекте Ленина (с января 1944-го – Пискарёвский проспект) на дрова разбирали деревянные дома. К этим и другим работам активно привлекали выздоравливающих. На четырех этажах павильона № 25 были устроены квартиры для врачей и их семей (по четыре квартиры на этаж).
Обновленный Комаровский мост прослужил 15 лет. К концу 1950-х его техническое состояние стало совершенно неудовлетворительным из-за загнивания опорных частей (они были деревянными). В результате в 1958 году мост закрыли для движения транспорта. Вместо него был построен нынешний – железобетонный – Комаровский мост, открытый в 1960-м.